3. Люди.

Первым посетителем стаи оказался местный лесник, кстати, бывший одессит. Стоило же мне за 900 км от Одессы лезть в горы, чтобы встретить соотечественника. Как оказалось впоследствии, не единственного. Собирая афены, он зашёл за своими вещами, оставленными ранее.

Следом за ним зашёл пастух коней, через час ― пастух коров. В довершении ко всему через час зашли ещё трое пастухов с соседней полонины, искавшие своего коня и решившие ко всему попытать счастья ещё  и в охоте на веприка. Обнадёжив меня тем, что ночью они зайдут поспать часа на три, они двинулись дальше.

Впрочем, всё было действительно просто. Там, высоко в горах, совсем иные отношения бытуют среди людей. Люди сходятся очень быстро, быстро знакомятся, быстро узнают, что за человек перед ними, быстро следуют своими дорогами, унося с собой впечатление о мимолётной встрече. И, будьте уверены, очень скоро в соседних сёлах уже будут знать, какой вы есть на самом деле. Здесь не удастся притвориться, или сыграть роль. Во-первых, это незачем, а во-вторых, ― просто не удастся ― энергии не те, фон, или, если хотите, Дух гор не позволяет… И я был, не то что рад всем им, ― ведь изначально я стремился совсем к другому, но я принимал их, как часть этой горы ― неотъемлемую и гармоничную. Это я был в гостях у горы, а в гости со своим уставом не ходят.

4. Кони.

Это был, возможно, Чемпион. Не победитель каких-то соревнований или дерби, но однозначно ― Чемпион! Огромный, мощный, весь иссиня-чёрный, уверенный и спокойный. Он просто существовал в этом пространстве, не ходил, а передвигался в нём, был его хозяином. Он был заметно выше меня, а я не страдаю маленьким ростом. И первая ассоциация, которая автоматически проснулась и откликнулась во мне, когда я только увидел его, ― это была его оценка, как настоящего боевого рыцарского коня.

Позже мне удалось увидеть, как он управлялся со своим табуном ― пятью кобылами и двумя жеребцами. Именно он пас их, фырканьем указывая тем, куда идти. Когда какая кобыла удалялась в неверном по его разумению направлении и не реагировала на его фырканье, он направлялся в её сторону, впрочем, достаточно было сделать ему пару шагов в том направлении, как «барышня» тут же реагировала на него и возвращалась в строй табуна. На жеребят он не обращал внимания, и те катались по траве вволю, но и из круга табуна не выходили.

Когда солнце целенаправленно пошло к горизонту, он загнал весь свой табун в стайню. И тут появился второй. Его табун состоял всего из одной кобылы с жеребёнком. Но что это была за красавица! Изящная, как балерина, тонконогая каурая кобыла так переступала ногами, будто на пуантах, на цыпочках ходила по полонине. Грациозная шея, точёные скулы, вздрагивающие ноздри сразу же обращали на себя внимание.

Её водитель был не таким крупным, как первый, но таким же уверенным и спокойным. Чувствовалось, что между ними нет никакого противостояния, да и их интересы не пересекались. Эта троица также скрылась в стайне, незадолго до захода солнца.

5. Стая.

Первое моё впечатление, когда я переступил порог стаи, характеризовалось всего одним словом: «бомжатник». Сразу всплыло воспоминание, когда мы работали в приюте для бомжей и наркоманов в Одессе. Невольное сравнение этих двух мест автоматически пронеслось в мозгу, причём оно было не в пользу высокогорного пристанища. Я обошёл весь этот комплекс, ― везде царили разруха и запустение, хотя ещё в прошлом году, как я знал заранее, это место было востребованным и славилось своими сырами. Сегодня же выбитые стёкла, разорванный целлофан на окнах, поломанная утварь, разбитая печь и покосившиеся полы, ― вот неполное описание той обстановки, что открылась мне. Требовалось некоторое время, чтобы я привык к этому виду, и тогда мне стало понятно произошедшее здесь.

Пастухи-охотники, ближе к ночи заходившие вовнутрь, часто повторяли одно слово: «Варвары», ― им тоже вид разбитой стаи оказался неожиданным и неприятным. Они вспоминали, как там было всё устроено в прошлом году, и предположили, что сегодняшнее её состояние ― это результат того, что временщики какое-то время жили здесь, собирая ягоды. Так в полной мере проявилась современная политика человеческого отношения и к природе, и к таким же, как и они сами людям, ― «после нас, хоть потоп»…

Тем не менее, горское гостеприимство и обычай оставлять в приюте или в такой вот стае минимально необходимое для случайного путника хоть и частично, но поддерживался. Возле разбитого очага лежал запас наколотых дров, некоторый запас пиленого кругляка находился и в дровитне, в одной из комнат, относительно чистой и ухоженной по сравнению с остальными помещениями, там, где стояли основные нары, ещё виднелось подобие пищевого НЗ. Кулёк из-под муки, несколько старых газет, свеча и шариковая ручка с запасным стержнем, ― вот всё что находилось здесь и могло быть теоретически востребованным.

Забегая вперёд, скажу, что оставил килограммовый пакет гречки, пачку чая, соль, пару коробков спичек и половину хлебного батона, когда уходил вниз, ― это был своеобразный мой подарок «духу стаи», что ли. И, конечно, тем, кто придёт сюда после меня.

Конечно, я не думал, что там нет вообще ничего. Если бы не солдатский котелок, который я захватил с собой, то там даже чаю не было бы, в чём вскипятить. И самым серьёзным вопросом для меня, возникшим в этот вечер, оказался вопрос гигиены. Вода-то там была, проточная, свежая, и можно было умываться, и даже что-то простирнуть, что я и сделал тут же после падения на подъёме. Но вот искупаться или просто помыться оказалось для меня проблемой, и немалой.

Я отложил её решение назавтра и засел за заметки, благо выдался перерыв в посещениях. Мимо пастухи гнали стадо коров, с грехом пополам разгорелся огонь в разваленной печи, и появился шанс заварить чаю. Запахло вечерней свежестью, и первые тени скользнули по вершинам смерек…